ГородГород ждал двадцать тысяч лет.
Город ждал всеми своими окнами и черными обсидиановыми стенами, и небоскребами, и башнями без флагов, и нехожеными, незамусоренными улицами, и незахватанными дверными ручками. Город ждал, а тем временем планета описывала в космосе дугу, следуя своей орбите вокруг сине-белого солнца. И времена шли своей чередой, и сменяли друг друга мороз и палящий зной, а потом опять наступали холода, и опять зеленели поля и желтели летние лужайки. Это произошло в летний полдень, в середине двадцатитысячного года - город дождался.
Послышался топот ботинок, ступающих по худосочной траве, и из ракеты окликнули тех, кто уже выбрался наружу: - Готовы? - Все в порядке, ребята. Будьте начеку! Идем в город. Енсен, вы и Хачинсон пойдете впереди, в охранении. Смотрите в оба. Город отворил потайные ноздри в своих черных стенах и прочную вентиляционную шахту, запрятанную глубоко в его тел. Мощные потоки воздуха хлынули вниз по трубам сквозь густые фильтры, задерживающие пыль, к тончайшим, нежнейшим спиралькам и паутинкам, излучающим серебристое свечение. Снова и снова вместе с теплым ветром город вдыхал запахи с пустыря. "Пахнет огнем, упавшим метеоритом, раскаленным металлом. Из другого мира прибыл космический корабль. Пахнет медью, жженой пылью, серой и ракетной гарью". Информация, отпечатанная на перфоленте, пошла, передаваемая желтыми зубчатыми колесиками, от одной машины к другой. Щелк-щелк-щелк-щелк. Затикал подобно метроному вычислитель. Пять, шесть, семь, восемь, девять. Девять человек! Застрекотало печатающее устройство и мгновенно отстучало это известие на ленте, которая скользнула вниз и исчезла. Щелк-щелк-щелк-щелк. Город ждал, когда же послышатся мягкие шаги каучуковых подошв. Великанские ноздри города снова раздулись. Запах масла. Шагавшие люди распространяли по городу слабые запахи. Те попадали в гигантский Нос и там будили воспоминания о молоке, сыре, мороженом, о сливочном масле, об испарениях молочной индустрии. Щелк-щелк-щелк-щелк. - Ребята, будьте наготове! - Джонс, не делай глупостей, достань пистолет! - Город мертвый, чего бояться. - Как знать. От лающей речи ожили Уши. Столько веков они прислушивались к жалобным вздохам ветра, слышали, как опадает с деревьев листва, как из-под снега по весне потихоньку пробивается трава. И вот Уши, освежив смазку принялись натягивать барабанные перепонки, туго-натуго, чтобы расслышать тончайшие оттенки биения сердец пришельцев, неуловимые, как трепыхание мотылька. Уши напрягли слух. Нос накачивал полные камеры запахов. От страха люди вспотели. Под мышками у них появились темные пятна, взмокли ладони, сжимавшие оружие. Город потягивал Носом этот запах, словно знаток, дегустирующий старинное вино. Щелк-щелк-щелк-щелк. С катушек разом скользнули ленты с данными. Пот: хлориды - столько-то процентов; сульфаты - столько-то; азот мочевины; азот аммиачный... Выводы: креатинин, сахар, молочная кислота, так-так-так! Звякнули и выскочили окончательные результаты. Нос засопел, выдавливая из себя отработанный воздух. Уши продолжали вслушиваться. - Капитан, по-моему, нужно возвращаться к ракете. - Приказы отдаю я, мистер Смит! - Да, сэр. - Эй, там, впереди! Видите что-нибудь? - Ничего сэр. Похоже, этот город опустел очень давно! - Что теперь скажете, Смит? Опасаться нечего. - Не нравится мне тут. Не знаю почему. Вам знакомо чувство, когда вы приходите куда-нибудь и вам начинает мерещиться, что вы тут уже бывали? Уж слишком знакомым кажется этот город. - Бросьте! Эта планетная система находится в миллиардах миль от Земли. Мы никак не могли побывать здесь раньше. Наша ракета - единственная, которая может летать со световой скоростью. - И все же я никак не могу отделаться от этой мысли. Надо уносить отсюда ноги. Звук шагов оборвался. В неподвижном воздухе слышно было только дыхание Смита. Ухо уловило его и приступило к действиям. Закрутились роторы и валы, сквозь клапаны и трубки заструились, мерцая, жидкости по канальцам. Сперва формула, затем готовый продукт стали появляться один за другим. Через несколько минут по сигналу Носа и Ушей из широких пор в стенах на пришельцев стал изливаться пахучий пар. - Запах. Чувствуете запах? А-ах! Зеленая травка. Вы когда-нибудь вдыхали запах приятнее? Клянусь, я готов стоять тут хоть до скончания века и дышать этим воздухом! Над стоящими людьми витал невидимый хлорофилл. - А-ах! Вновь послышались шаги. - Ну, Смит, в этом-то что плохого? Вперед, вперед! На миллиардную долю секунды Ухо и Нос позволили себе расслабиться.
Теперь из дымки показались затуманенные Глаза города. - Капитан! Окна! - Что такое? - Окна домов, вон там! Они двигались, я видел! - А я нет. - Они шевелились и поменяли цвет, с темного на светлый. - С виду обычные квадратные окна. Размытые предметы стали видны резче. В машинных расщелинах города крутились смазанные оси, противовесы окунались в поддоны с зеленым маслом. Оконные рамы выгнулись. Окна засияли. Внизу, по улице, шагали двое из разведчиков. Следом на безопасном расстоянии - еще семеро. На них была белая форма, лица порозовели так, словно их отхлестали по щекам, глаза голубые. Ходят прямо, на задних конечностях, в руках держат оружие из металла. Ноги обуты. Пола мужского. У них есть глаза, уши, рты, носы. По окнам пробежала дрожь. Они истончились. Незаметно расширились, словно бесчисленные зрачки. - Говорю же вам, капитан, что-то неладное с окнами! - Ерунда! - Я возвращаюсь, сэр. - Что? - Я возвращаюсь к ракете. - Мистер Смит! - Я не хочу угодить в западню! - Что пустого города испугались? Остальные натянуто улыбнулись. - Смейтесь, смейтесь! Улица была вымощена булыжником. Каждый камень размером три дюйма в ширину и шесть в длину. Улица осела, но совсем незаметно для глаз. Улица взвешивала пришельцев.
Теперь уже город окончательно пробудился!
Улицы служили городу языком. И там, где проходили люди, вкус их ступней улавливался сквозь поры в камнях, а затем проверялся на лакмусовом индикаторе. Дотошно собранные сведения о химическом составе влились в нарастающий поток информации. Осталось дождаться, когда крутящиеся колеса и шуршащие спицы выдадут окончательный результат. Шаги. Кто-то бежит. - Вернитесь! Смит! - Подите к черту! - Хватай его, ребята! Шум погони. И - последнее. Город послушал, посмотрел, попробовал на язык, прощупал, взвесил и подвел итог. Осталось решить последнюю задачу. На поверхности улицы распахнулась ловушка. Бегущий капитан незаметно для других исчез. Он был подвешен за ноги. Горло ему перерезало лезвие. Второе лезвие полоснуло по груди, скелет был вмиг очищен от всех внутренностей. В потайной камере под улицей капитан умер, распластанный на столе. Хрустальные микроскопы уставились на красные переплетения мышц, бесплотные пальцы тыкали в сердце, которое все еще сокращалось. Лоскутья раскроенной кожи были приколоты к столу, а тем временем чьи-то руки перекладывали части тела так и сяк - казалось, что любознательный шахматист стремительно передвигает по доске красные фигуры. Наверху, на улице, бежали люди. Они гнались за Смитом и что-то кричали ему вдогонку. Смит что-то кричал в ответ, а внизу, в потайной комнате, разливалась по капсулам кровь, встряхивалась, вертелась в центрифуге, намазывалась на предметные стеклышки и вновь отправлялась под микроскопы. Производились подсчеты, измерялись температуры. Сердце было разрезано на семнадцать долек, печень и почки - строго пополам. В черепе было просверлено отверстие и через него высосаны мозги, нервы были выдернуты, как провода из испорченного распределительного щита, мускулы проверялись на упругость. А в это время в электрическом чреве города Мозг подвел наконец итог. И грандиозной работе всех машин был дан отбой. Итак.
Люди наверху гнались за Смитом.
Итак.
- Смит, вернись! А теперь - к делу! На красном столе, где лежало распростертое и выпотрошенное тело капитана, чьи-то руки вновь приступили к игре. Во влажное лоно вложены внутренности из меди, латуни, серебра, алюминия, каучука и шелка; паучки выткали золотую паутину, которая вживилась в кожу; вложено сердце, а в черепную коробку помещен платиновый мозг, который гудит и сыплет крохотными голубыми искорками, провода тянутся к рукам и ногам. Через минуту тело прочно зашито, швы на горле и голове замазаны, заживлены заново. Капитан сел и вытянул руки. - Стоять! На улице снова возник капитан, поднял пистолет и выстрелил. Смит упал с пулей в сердце. Все обернулись. - Глупец! Города боится! Они смотрели на тело Смита, лежавшее у их ног. Они смотрели на капитана, кто широко раскрытыми глазами, кто прищурившись. - Слушайте, - сказал капитан, - я должен вам кое-что сообщить. Теперь город, который их взвесил, попробовал на вкус и обнюхал, который применил все свои средства, за исключением последнего, приготовился пустить в ход и его - дар речи. Он говорил не враждебным языком массивных стен и башен, и не от имени каменной громады мостовых и крепостей, нашпигованных машинами, а тихим голосом одного-единственного человека. - Я больше не капитан, - сказал он, - и не человек. Люди отпрянули - Я - город, - произнес он и заулыбался. - Я ждал двести веков. Я ждал, когда вернутся сыновья сыновей других сыновей. - Капитан! Сэр! - Я еще не все сказал. Кто создал меня? Город. Меня создали те, кто погиб. Древний народ, который жил здесь когда-то. Который земляне бросили издыхать от страшной неизлечимой болезни, похожей на проказу. И мечтая о том дне, когда земляне снова явятся сюда, древний народ построил этот город на планете Тьмы, на берегах Векового моря, близ мертвых гор, и нарек его городом Возмездия. Как поэтично!
- Капитан, вам нездоровится? Может, вам вернуться на корабль? Город содрогнулся.
Спустя некоторое время кто-то позвал: - Смит? - Здесь! - Енсен? - Здесь - Джонс, Хачисон, Спрингер? - Здесь, здесь, здесь. Они выстроились у люка ракеты. - Немедленно возвращаемся на Землю. - Есть, сэр! Швы на шеях были незаметны, как незаметны были и латунные сердца, серебряные внутренности и тонюсенькие золотые проволочки вместо нервов. Из голов доносилось едва слышное электрическое гудение. - Это мы в два счета! Девять человек суетились, загружая ракету золотистыми бомбами, начиненными микробами заразной болезни. - Их нужно сбросить на Землю. - Будет исполнено, сэр! Люк захлопнулся. Ракета взмыла в небеса. Рокот ее двигателей удалялся, город лежал, раскинувшись на летних пустошах. Его зрение притупилось. Перестал напрягаться слух. Закрылись огромные вентиляционные шахты Ноздрей, улицы больше ничего не взвешивали, не подытоживали, потайные машины нашли свое отдохновение в масляных ваннах. Ракета растворилась в небе. Понемногу, растягивая удовольствие, город наслаждался роскошью умирания. Рэй Бредбери
|