DarkSide Anime -> Литература -> Интервью с Владимиром Квачковым
Интервью с Владимиром Квачковым
Оправдательный приговор по фигурантам дела Анатолия Чубайса
Передача : Суть событий
Дата: 06.06.2008 21:06
Ведущий : Сергей Пархоменко (С.П.)
Гость : Владимир Квачков (В.К.)
С.П.: Добрый вечер. 21 час и почти 6 минут в Москве. Это программа «Суть событий» и я, Сергей Пархоменко. Я вот на своем месте, и вроде, может, вам кажется, что ничего не изменилось. На самом деле, ничего не изменилось в том смысле, что это по-прежнему программа «Суть событий» - только немножко неожиданного сегодня формата. Так вышло, что именно в 9 часов вечера сегодня у нас на станции появился по нашему приглашению Владимир Васильевич Квачков. Здравствуйте, Владимир Васильевич Квачков.
В.К.: Здравствуйте.
С.П.: Спасибо, что нашли время появиться у нас в первый день на свободе, если я правильно я понимаю.
В.К.: Да.
С.П.: Время, я так понимаю, вам сейчас дорого. Много всяких новых ощущений. Напомню – Владимир Васильевич Квачков родился в 48-м году, ему 60 лет в этом году, да?
В.К.: Да, будет в этом году.
С.П.: Он полковник, специалист по всяким специальным армейским операциям, воевал в Афганистане, с 94-го года на ответственной должности – я читаю биографию с вашего сайта, Владимир Васильевич, - в Главном разведуправлении, с 99-го года ведущий научный сотрудник Центра военно-стратегических исследований Генерального штаба. К защите представлена докторская работа по теории специальных действий вооруженных сил Российской Федерации в современных условиях. Все как-то очень солидно, так как-то серьезно, интеллигентно. И вот последняя, собственно, строка биографии – вчера выпущен на свободу после вердикта присяжных, после трех лет, если я правильно понимаю, да?.. трех лет и двух месяцев пребывания в заключении по подозрению, по обвинению в подготовке и участии в покушении на Анатолия Борисовича Чубайса. Вердикт присяжных вчера состоял из ответов на 29 вопросов. Важнейшие из них, пожалуй, такие: один ответ – «Признал факт покушения на Анатолия Борисовича Чубайса», не инсценировки, нам это все не показалось, это все нам не привиделось, присяжные признали, что покушение было, что оно готовилось, что для этого закупалось оружие, создавалось взрывное устройство, разрабатывались специальные планы, применялись разные технические средства и так далее. Это одно важное признание присяжных. Другое важное признание присяжных – что трое подозреваемых, трое обвиняемых, которые находились на скамье подсудимых в этот момент, не причастны к этому покушению. Вполне естественный вопрос – вы довольны этим решением присяжных?
В.К.: Не совсем.
С.П.: Давайте мы чуть позже. Я бы хотел, чтобы начало нашего разговора состояло из кратких ответов на несколько важных вопросов, которые, мне кажется, помогут нашим слушателям уяснить себе вашу позицию и вашу ситуацию сегодняшнюю, так скажем. Мне вообще нравятся короткие вопросы. Мне кажется, что вообще самый хороший вопрос в журналистике последних десятилетий – это знаменитый вопрос Лари Кинга Владимиру Путину – «Так что случилось с вашей подводной лодкой?», а самый красноречивый ответ – «Она утонула». Вот мне бы хотелось примерно в таком же стиле. Я поэтому, собственно, начну с такого короткого вопроса – вы пытались убить Анатолия Борисовича Чубайса?
В.К.: Нет.
С.П.: Вы хотели бы – прошу обратить внимание на форму вопроса – вы хотели бы убить Анатолия Борисовича Чубайса?
В.К.: Приведение в исполнение приговора…
С.П.: Не, ну я вопрос задал – хотели бы вы убить…
В.К.: И я отвечаю на него. Приведение в исполнение приговора о смертной казни Чубайса, я думаю, осуществлял бы специально назначенный человек, называемый палач. Я к палачам себя не отношу. Поэтому если Чубайс будет приговорен к смертной казни, это будет исполнять совершенно другой человек. Я к нему никакого отношения не имею.
С.П.: Таким образом вы отвечаете «нет» - что вы НЕ хотели бы убить Анатолия Борисовича Чубайса?
В.К.: Я уже ответил – я не хотел убивать Анатолия Борисовича Чубайса, но я желал бы, чтобы он предстал перед судом и его повесили бы.
С.П.: Понятно. Одобряете ли вы людей, которые хотели бы его смерти?
В.К.: Вопрос не очень корректный. Он не очень понятен мне. Хотели бы его смерти по какому поводу?
С.П.: Не знаю, по какому-нибудь поводу.
В.К.: Если только смерти Чубайса за то, что он сделал с нашей страной, то да, конечно, понимаю. За те злодеяния, что совершил Чубайс в нашей стране.
С.П.: Тот метод, который эти гипотетические люди, покушавшиеся на Анатолия Борисовича Чубайса, избрали для выполнения этого своего желания, вы одобряете?
В.К.: Я бы еще раз поправил ваш вопрос, потому что он для меня не вполне корректен. Сергей, вы сказали, что присяжные признали, что никакого покушения не было. Это не совсем так.
С.П.: Нет-нет – присяжные признали, что покушение было. И так ровно я и сказал.
В.К.: А позвольте мне рассказать, что было на самом деле в зале суда. Я вообще там был, я слушал вердикт присяжных. Присяжные приняли решение восемь к четырем: восемь сказало, что покушение было, а четверо согласились с мнением защиты, что покушения не было, а была имитация.
С.П.: Ну да. Но ровно так же разделились голоса… несколько иначе – девять на три, как я помню, по поводу вашей причастности. Поэтому факт разделения голосов для нас не представляет никакой проблемы. Правда, это нормально, что голоса присяжных делятся? И если мы согласны с одним решением присяжных, то мы должны согласиться и с другим решением присяжных. Или не согласиться с обоими. Таким образом – покушение было. По решению присяжных.
В.К.: Мы должны согласиться с мнением присяжных – девять человек меня оправдали, а трое меня не оправдали.
С.П.: Да. Ровно так же, как восемь человек сказало, что покушение было, а четверо сказало, что не было. Хорошо. Таким образом нам с вами, уважаемые радиослушатели, я думаю, понятно решение присяжных. Так вот, я повторяю свой вопрос – люди, которые вот таким образом выполняли свое желание убить Анатолия Борисовича Чубайса, коль скоро покушение было, вы одобряете этих людей, их метод действия, вот такой их поступок?
В.К.: Метод как устройство засады является, безусловно, самым эффективным методом ведения специальных операций. Метод – засада, налет, диверсия – их нельзя одобрять или не одобрять. Они существуют в военном искусстве и в военном деле.
С.П.: Я спрашиваю не об этом методе – когда я говорю о методе, я имею в виду собственно строй их действий, а именно – они недалеко от столицы Российской Федерации на дороге попытались из огнестрельного оружия убить проезжающего человека. То, что хотели его убить – вы одобряете их действия? Совершенно неважно – с помощью засады ли, с помощью подрыва ли или еще с помощью чего-то. Они попытались его убить.
В.К.: Уничтожение Чубайса для меня не является преступлением.
С.П.: Почему?
В.К.: Потому что Чубайс – я сказал это ему в глаза и повторю перед радиослушателями – национальный изменник и предатель.
С.П.: То есть вы считаете, что так бывает, что людей можно убивать?
В.К.: Людей нельзя убивать – противников нужно убивать.
С.П.: Нет, минуточку – ну Чубайс является человеком. Значит, есть такие люди, которых можно убивать.
В.К.: Да что вы говорите? Какой же Чубайс человек?
С.П.: Ну хорошо… это шутка – мы все посмеялись. Вы считаете, что есть такие люди, которых можно убивать?
В.К.: Я думаю, человек миллионов 50 или 100 в России над этой шуткой не смеется.
С.П.: Что из этого?
В.К.: Не знаю, что из этого.
С.П.: Ну, значит, вы – один из тех людей, которые считают, что людей можно убивать…
В.К.: Вы меня обвиняете…
С.П.: Я вас обвиняю в том, что вы только что сказали.
В.К.: Я офицер. Принимал участие в боевых действиях. И для меня убивать людей и уничтожать живую силу противника - это разные вещи, господин Сергей. Я не убиваю людей. И мои солдаты не убивали людей. И армия не убивает людей – армия уничтожает живую силу противника: оккупантов, пособников…
С.П.: Я читал ваше заявление, в котором вы или ваши адвокаты – кто-то из тех, кто отстаивал ваши позиции, оправдывал ваши действия, точнее, действия тех, кто покушался на Анатолия Борисовича Чубайса…
В.К.: Да, так было бы лучше.
С.П.: …тем, что в стране идет война. Вы действительно считаете, что в стране идет война?
В.К.: Да, конечно. Страна оккупирована. Война, может, не идет пока. Сейчас она идет завуалировано, в скрытой форме. Россия в оккупации.
С.П.: Кем она оккупирована?
В.К.: Она оккупирована еврейской мафией, прежде всего, которая является матрицей для остальных преступных группировок в России.
С.П.: Считаете ли вы, что то, что вы сейчас говорите, является возбуждением межнациональной розни и вражды?
В.К.: Скажите, а есть русская мафия?
С.П.: Понятия не имею.
В.К.: А азербайджанская мафия?
С.П.: Понятия не имею.
В.К.: Да что вы говорите! А вы в Москве вообще живете? Бываете где-нибудь?
С.П.: Я в Москве живу.
В.К.: Так вот – «русская мафия», «итальянская мафия», «азербайджанская мафия», «чеченская мафия» - это можно. Стоит только сказать «еврейская мафия» - тут же возникает пресловутый русский 282-й вопрос.
С.П.: Ну, всякий раз, когда кто-то говорит что-то о какой-нибудь национальной мафии, находится кто-то, кто этим недоволен. Азербайджанцы недовольны разговорами об азербайджанской мафии. И имеют полное право.
В.К.: Да что-то я не слышал еще ни одного дела, возбужденного против азербайджанцев, по 282-й статье. Что-то в основном русские по 282-й статье идут в тюрьмы, а не азербайджанцы и не чеченцы.
С.П.: Вы знаете, у меня нет этой статистики, но у меня есть ясное представление о том, что вы и ваши сторонники последовательно отстаиваете агрессивные националистические убеждения. Есть на этот счет экспертизы проведенные. Да собственно, как я понимаю, вы и сами этого не скрываете. Я собрал здесь целую коллекцию ваших высказываний и статей и всего прочего, где вы говорите о «партизанской войне», о возможности насилия и так далее.
В.К.: Конечно. А как же без насилия-то?
С.П.: Это ваша профессия в мирном городе, вести партизанскую войну в мирном городе, против своих соотечественников…
В.К.: Кто вам сказал это?
С.П.: Ну, я живу в Москве – в мирном городе.
В.К.: Ну и я живу в Москве, в мирном городе.
С.П.: В России не идет война, и вы это хорошо знаете.
В.К.: Какая война не идет в России?
С.П.: Никакая война не идет в России.
В.К.: Вы, я думаю, заблуждаетесь.
С.П.: Никакая война не идет в России!
В.К.: Ну это ваше личное мнение.
С.П.: Некоторое время на территории России шла война на территории Чеченской республики. Последнее время, как меня уверяют, она прекратилась.
В.К.: Вы относите к войнам только применение огнестрельного оружия в открытых формах и применение военной силы. Это не так, Сергей. Современный войны ушли в другую плоскость ведения борьбы и геополитического противоборства, в которой войны ведут финансовыми, экономическими… Геноцид русского народа осуществляется не уничтожением их в лагерях, а вымиранием голодом, вымиранием по безнравственному телевидению, уничтожением нравственных категорий в русском народе.
С.П.: Мне кажется, что это какие-то фантазии. Мне кажется, что всякий нормальный здравомыслящий человек способен отличить войну от не войны. Всякий нормальный здравомыслящий человек может отличить поведение людей, которые посреди мирного времени открывает…
В.К.: Да какое же это мирное время? Русский народ вымирает по полтора миллиона в год.
С.П.: Люди, которые возле дороги открывают стрельбу и взрывают мину самодельную, это люди, которые осуществляют террористические действия. Так ведь?
В.К.: Нет, не так. Это зависит от цели.
С.П.: Это не зависит от цели. Это медицинский факт. Некто стрелял в проезжающую машину и подрывал ее…
В.К.: Если вы о медицинских фактах – я не специалист по медицине. Я считаю себя… по крайней мере, так принято считать – даже по тому, что вы процитировали, я специалист в области (прошу прощения за тавтологию) специальных операций. Так вот, с точки зрения обывателя, даже уже некоторые обыватели понимают разницу между открытой формой вооруженной борьбы и скрытыми формами войны. А холодная война была войной?
С.П.: В переносном смысле.
В.К.: Никакого переносного смысла, уважаемый.
С.П.: Холодная война – это полемический прием. Это термин, придуманный журналистами советскими и американскими…
В.К.: Вы не знаете историю этого вопроса. Термин «cold war» или «холодная война» ввел Черчилль в 46-м году. Это официальный термин американской геополитики, и в этой войне мы проиграли. Советский Союз проиграл, был побежден в холодной войне.
С.П.: Это несомненно фигура речи. Он был побежден в противостоянии экономическом и в гонке вооружений на протяжении нескольких десятилетий. Война между Соединенными Штатами или, скажем, блоком НАТО и Советским Союзом не велась, к счастью, не велась.
В.К.: Какая война не велась?
С.П.: Для этого не надо быть не полковником, ни доктором наук, чтобы знать, что войны между Соединенными Штатами и Советским Союзом не было.
В.К.: Не нужно быть ни полковником, ни даже журналистом «Эха Москвы», чтобы знать, что между Советским Союзом и США велась холодная война.
С.П.: Велось экономическое, политическое, идеологическое и так далее противостояние, которое называлось красивым термином «холодная война».
В.К.: Ну для вас это термин, а для нас, русских людей, он кончился поражением и разгромом нашей страны. Хотя она могла жить…
С.П.: Противостояние окончилось вполне закономерным поражением. Давайте мы обратимся к вашим словам по поводу войны. На меня чрезвычайно большое впечатление произвела следующая цитата из вашего заявления, которое вы сделали в июне 2006-го года, когда заканчивалось следствие и начинался, собственно, судебный процесс. Вы или во всяком случае от вашего имени было распространено следующее заявление: «Вооруженные акции национально-освободительной войны являются международно признанной, законной формой сопротивления народов социальному и национальному угнетению. Это право народа и, соответственно, каждого гражданина провозглашено во Всеобщей Декларации Прав Человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 48-го года, под которой стоит подпись Российского государства». Вы по-прежнему согласны с этим мнением?
В.К.: Да, конечно.
С.П.: А зачем вы это заявили? Это неправда.
В.К.: Вы читали преамбулу?
С.П.: Вот передо мною Всеобщая Декларация Прав Человека. Найдите, пожалуйста, эту цитату.
В.К.: «Принимая во внимания, что необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать в качестве последнего средства (повторяю, если вы плохо читали) к восстанию против тирании и угнетения».
С.П.: Таким образом, Декларация Прав Человек отвергает восстания против тирании…
В.К.: Повторяю для журналистов «Эха Москвы»: «и чтобы человек не был вынужден прибегать в качестве последнего средства к восстанию против тирании и угнетения».
С.П.: Ну хорошо. Таким образом Декларация Прав Человека отвергает эту возможность. Правильно?
В.К.: Повторяю третий раз…
С.П.: Можно повторить сколько угодно. Мы все здесь умеем читать.
В.К.: Здесь сказано, что человек имеет право прибегать в качестве последнего средства к восстанию.
С.П.: Так же точно, как к вооруженным акциям национально-освободительной борьбы человек, несомненно, прибегать не может.
В.К.: Человек не должен прибегать, да?
С.П.: Да, человек не должен прибегать. А вы считаете, что тем не менее это возможно.
В.К.: А нас заставляют прибегать к этому. По крайней мере, ситуация в России движется к тому, чтобы русская нация была вынуждена прибегать…
С.П.: «Замысел Чубайса, - пишете вы в том же документе, - является составной частью военной партизанской операции». Вы считаете возможным вести партизанские операции в Москве и ее окрестностях сегодня? Вот это, собственно, возвращение к моему вопросу первому. Вы одобряете людей – вы, оправданный присяжными вчера, - которые вели бы партизанские операции в окрестностях Москвы?
В.К.: Вы либо задаете мне провокационный вопрос…
С.П.: Я цитирую вас.
В.К.: Нет – вы задали вопрос. Слово «одобряете» влечет за собой огромную ответственность согласно новому закону или новой редакции закона о терроризме.
С.П.: Вы ответили на этот вопрос здесь же, уже в этом заявлении. «Замысел партизанской операции, - пишете вы, - по ликвидации Чубайса не может рассматриваться как преступный, и никакой речи о какой-либо и чьей-либо вине идти не может».
В.К.: Да, согласен.
С.П.: Таким образом, вы одобряете партизанскую операцию.
В.К.: Нет. Я еще раз говорю, что если это была акция национально-освободительной борьбы, то эта акция не может считаться… и далее что там дальше написано. Это акция национально-освободительного движения была бы, если б это делали какие-то русские партизаны. Но они этого не делали.
С.П.: А кто ж это делал по вашему?
В.К.: Варианта два. И моя защита пыталась убедить в этом присяжных. И, как видно, четырех из двенадцати она убедила в том, что это была либо самоимитация Чубайса, либо акция по намечавшемуся тогда (это был 2005-й год) разделу РАО ЕЭС. Акулы бизнеса сцепились…
С.П.: Понятно. Здесь можно фантазировать сколько угодно. Признано, что это не так. Правда? Теми же самыми присяжными, которые, собственно, признали, что вы не имели к этому отношения.
В.К.: Еще раз говорю – четверо…
С.П.: Ну четверо. А там девятеро. Ну хорошо. Одни и те же присяжные приняли два решения – одно и другое. Мы либо оба их считаем правильными, либо оба их считаем ошибочными. Это ведь правильно?
В.К.: Нет, неправильно.
С.П.: Почему?
В.К.: Вы меня пригласили оценить и узнать, как присяжные оценивали представленные доказательства. Линия защиты заключалась в том, что покушения реально не было – что Чубайс либо сам это сделал в целях повышения своего упавшего донельзя рейтинга, либо это сделали его конкуренты в рамках…
С.П.: Линия защиты всегда изобретает и выдумывает самые невероятные и иезуитские аргументы для того, чтобы выгородить своего подзащитного. Это профессия адвоката. Нормально это.
В.К.: Вы знаете, а профессия гособвинения – сфабриковать дело и представить его таким образом, чтобы присяжные оправдали нас.
С.П.: Да, профессия представителей потерпевшего была – доказать, что их клиенту был нанесен ущерб. Это тоже их профессия. Все нормально – состязательный суд.
В.К.: Правильно. Поэтому если я сейчас нахожусь перед вами, то линия защиты оказалась более убедительной, чем линия гособвинителей и линия Чубайса.
С.П.: В том, что касается вашего личного участия. Однако она оказалась менее убедительной в том, что касается сути произошедшего.
В.К.: Да, согласен с вами.
С.П.: Таким образом, мы еще и еще раз приходим к тому, что факт покушения на Чубайса является подтвержденным. Поэтому не вокруг гипотетических событий – какой-то там инсценировки или какого-то там представления. Постольку поскольку мы предполагаем, что решение присяжных о вашей невиновности тоже правильное, то мы ровно так же, на этом же самом основании предполагаем, что и с покушением все правдоподобно, что покушение имело место…
В.К.: Ровно так, как трое присяжных посчитали меня все-таки виновным, точно так же четверо присяжных посчитали, что была инсценировка. Так же, да?
С.П.: Хорошо, да. А большинство и в том и в другом случае посчитало… все в порядке. Я как раз стою на той позиции, что нам следует уважать и одно решение, и другое. Я в данном случае совершенно согласен с комментариями Анатолия Борисовича Чубайса, который сказал – по-моему, это очень точная и верная фраза, - что такая ошибка, во время которой оправдан виновный, гораздо менее опасная и гораздо менее тяжела, как-то так он выразился, чем другая ошибка, когда был бы обвинен невиновный. Совершенно верная, точная и вполне себе безупречная фраза.
В.К.: Это классический подход. И Чубайс сказал, что он кое-что знает в этой области, согласен с вами.
С.П.: Ну да, потому что он следил за материалами дела.
В.К.: Я думаю, он не только следил за материалами дела – он активно направлял. И в том числе то, что нас судили три года, это активная позиция следящего Чубайса.
С.П.: Ну, это ваше предположение.
В.К.: Я сидел три года – как предположение?
С.П.: Я предполагаю другое. Я полагаю…
В.К.: А вы предполагаете, что я сам хотел сидеть там. Да?
С.П.: Я предполагаю, что политического влияния Чубайса и ряда других людей вполне хватило бы на то, если б он хотел оказать такое влияние, на то, чтобы держать вас за решеткой столько, сколько вас им захотелось бы держать.
В.К.: Нет. Хватило Чубайса только на три года и два месяца. Дальше кончилось. Почему, не знаю.
С.П.: Это предположения. Вы имеете право на предположение – я не лишаю вас этой возможности. Но не лишайте и вы меня такой же возможности.
В.К.: Я вас не лишаю.
С.П.: Друзья мои, вот мы 21 минуту здесь ведем этот странный разговор, и некоторые из вас, наверное, удивляются, зачем я это делаю, почему я задаю вопросы, которые позволяют Владимиру Васильевичу высказываться в том духе, в котором ему наверное правильнее было бы высказываться в своем последнем слове на суде. Здесь я как-то предоставляю ему возможность гарцевать на этом коне. Мне кажется, что моя задача здесь и долг – продемонстрировать…
В.К.: Я все еще гарцую?
С.П.: Да, конечно. Продемонстрировать свое доверие к вам. Мне кажется, что вы сами вполне можете оценить уровень этих аргументов и вполне можете оценить это мировоззрение перед нами – передо мной и перед вами человек, который вот таким образом, как это только что было сказано, относится к человеческой жизни, вот таким образом…
В.К.: Я не расцениваю человеческую жизнь по отношению к Чубайсу…
С.П.: Я не говорю, как. Вот таким вот образом, как вы высказались, вы относитесь к человеческой жизни.
В.К.: Не к человеческой жизни. Я отношусь так к Чубайсу, а не к человеческой жизни.
С.П.: Вот таким образом, как вы высказались, вы относитесь к праву мирных граждан вести мирную жизнь…
В.К.: Чубайс не относится к мирным гражданам в России.
С.П.: Я отношусь к мирным гражданам в России – я живу в этом городе…
В.К.: А что, вы были подорваны на Митинском шоссе?
С.П.: Вы одобрили действия, признали правомерными действия людей, которые в городе, в котором я живу, а не Чубайс – я, моя жена, мои дети, мои друзья, мои сослуживцы…
В.К.: Здесь живет и моя жена, мои дети, мои коллеги, да.
С.П.: Ваши внуки, ваши дети, да. Так вот – вы в городе, который населен мирными людьми, никто из которых не является ни террористом, ни преступником – я говорю о своей жене, своих детях, своих коллегах и так далее…
В.К.: Это относится к моей жене, моим детям и коллегам?
С.П.: Я думаю, что относится и к ним. Я верю в то, что вы женаты на хорошей женщине и что ваши дети честные люди. Так вот, вы в городе, где все они живут и где произошло это событие, где произошли эти насильственные действия, где произошла попытка убийства…
В.К.: Попытки убийства не было.
С.П.: Где произошло в соответствии со вчерашним решением присяжных покушение на жизнь…
В.К.: К сожалению, нам не удалось доказать этого, да.
С.П.: … нескольких человек – и Чубайса, и людей, которые были вместе с ним…
В.К.: Сергей, подождите. Вы сейчас вводите в заблуждение радиослушателей.
С.П.: Одну секунду. Я не ввожу – Чубайс не был один в этих двух автомобилях.
В.К.: Но вы ж знаете, что было с сопровождающими.
С.П.: Тем не менее они там были. И постольку поскольку там прогремел взрыв и летали пули, их жизни – как и жизни других людей, живущих в этом мирном городе, который не находится в состоянии войны вопреки тому, что вы говорите и что совершенно очевидно для каждого из наших слушателей…
В.К.: Не очевидно. Для тех людей, которые погибают в России от холода, от нищеты и болезней, это не очевидно.
С.П.: Так вот. Я думаю, что наши слушатели вполне способны сами решить, идет ли в Москве война и возможны ли в Москве военные действия…
В.К.: Война идет не в Москве – война идет в России против русского народа.
С.П.: …подобные тем, которые организовали люди, чьи действия вы одобряете. Здесь давайте прервемся на 4 минуты новостей. И вернемся в эту студию для продолжения этого разговора.
В.К.: Хорошо.
С.П.: 21 час и 35 минут в Москве. И это вторая половина программы «Суть событий». Я – Сергей Пархоменко. Передо мной – полковник Владимир Васильевич Квачков, вчера вердиктом присяжных объявленный непричастным к покушению, которое имело место на Анатолия Борисовича Чубайса в марте 2005-го года после трех лет пребывания в тюрьме в предварительном заключении. Вот Владимир Васильевич Квачков вышел на свободу, и сегодня у нас в студии. У нас работает смс – 7 985 970 4545. Вы знаете – во время программы «Суть событий» смс всегда работает, а сейчас все-таки у нас именно эта программа, несмотря на то, что она с гостем вопреки обыкновению. 7 985 970 4545. Прямо передо мною экран, и я вижу ваши сообщения. Сообщений много. К сожалению, я бы сказал, что очень много ругательств, очень много диагнозов, очень много какой-то медицины передо мною на экране.
В.К.: А мне можно посмотреть на эти диагнозы?
С.П.: Вы знаете, давайте я после передачи вам покажу. Мне кажется, что вы расстроитесь. Тут действительно много каких-то безответственных психиатрических заключений.
В.К.: Ну мы можем помочь людям вылечиться, если у людей такой диагноз.
С.П.: С вашего позволения, я не стану это зачитывать, потому что как-то с гостями все-таки так не поступают. Телефон – 363 36 59. Я думаю, что через некоторое время мы с вами им воспользуемся и сможем поговорить здесь в прямом эфире с нашими радиослушателями, которые захотят задать вопросы или каким-то образом познакомиться с мнением Владимира Васильевича Квачкова по этому поводу. Мы в первой половине программы ознакомились с взглядами Владимира Васильевича Квачкова на то, что уже произошло, на то, что он одобряет, что не одобряет, что ему нравится, что не нравится.
В.К.:Я еще раз хочу заметить, что одобрение является составом преступления. Я все-таки уже научен тремя годами – об одобрении я не сказал ни слова. Я высказал убеждения свои.
С.П.: Так вот, в этих убеждениях… я зачту тут еще пару цитат – на меня действительно сильное впечатление произвели высказывания Владимира Васильевича Квачкова в прессе, которые имели место быть, пока он находился в предварительном заключении. Вот в интервью газете «Завтра» он говорит: «Для меня оккупация России инородческой властью очевидна. Поэтому расценивать попытку ликвидации одного из самых зловещих организаторов оккупации России как обычное уголовное преступление недопустимо. Это первая вооруженная акция национально-освободительной войны». Вообще – очень много такой терминологии, связанной с партизанскими действиями, национально-освободительной войной…
В.К.: Это естественно, по-видимому.
С.П.: Что имеет в виду Владимир Васильевич Квачков, выясняется вскоре в том же самом интервью – он довольно подробно описывает, как на его взгляд устроен этот самый оккупационный режим, против которого следует вести партизанскую войну. «Если в этой стране, - говорит Владимир Васильевич, - оккупационная администрация справляется со своими полицейскими обязанностями, все и так хорошо идет по плану, то зачем скрытую оккупацию заменять скрытой, военной?»
В.К.: Совершенно верно.
С.П.: «То, что полковник гауляйтер оккупированной заморской территории…» - видимо заморской относительно организаторов оккупации…
В.К.: Да.
С.П.: «…называется президентом Российской Федерации, а финансовые, телевизионные, нефтяные, энергетические и другие гауляйтеры – председателями правлений, генеральными директорами и еще кем-нибудь, в сути самой оккупации ничего не меняет».
В.К.: Ну вот видите – мы как раз пришли к новому понятию оккупации.
С.П.: Нет. Мы ни к чему не пришли – я процитировал ваше представление об оккупации. Если эта оккупация существует, нам предстоит партизанская война, и, вероятно, существуют ее планы. Не так ли?
В.К.: Планы? А почему вы меня спрашиваете о планах?
С.П.: Ну, вы специалист, как вы только что мне доказывали. Точнее – напоминали. У вас недописанная докторская диссертация, которую вы собираетесь заканчивать…
В.К.: Уже закончена, да.
С.П.: Вы предполагаете принять участие в дальнейшей партизанской войне, которая по всей видимости нас ожидает, если читать ваши сообщения?
В.К.: Есть такой прием – приписать противнику…
С.П.: Я не приписываю – я задаю вопрос, только и всего.
В.К.: Вы приписали мне очевидную… скажем так – лживое, фальшивое утверждение…
С.П.: Я цитировал только что ваш текст – что же я приписал?
В.К.: Вы мне приписали о планах. Сергей, вы меня спросили о планах.
С.П.: Хорошо. Зайдем с другой стороны.
В.К.: Да, заходим с тыла.
С.П.: С лобу заходим. Итак, партизанская война, которая должна освободить Россию от оккупационного режима, правда же? всякий оккупационный режим должен пасть.
В.К.: Почему вы считаете, что только партизанская война должна освободить?
С.П.: Хорошо. В России есть оккупационный режим?
В.К.: Да.
С.П.: Есть. А оккупационный режим бывает вечным?
В.К.: Нет, конечно.
С.П.: Нет. Он должен пасть.
В.К.: Безусловно.
С.П.: В результате чьих действий?
В.К.: А тут возможно много вариантов. Возможно, в ходе национального восстания. Национальное восстание может осуществляться в двух формах. Сейчас называют его американским термином… вот если бы сказали сейчас «мягкая сила» или soft power – американский термин, я с вами согласился бы. Или сейчас их называют «цветными революциями». По своей сути, по методу проведения оно может быть либо вооруженным насилием, либо невооруженным насилием. Вот то, что называется цветными революциями, это фактически национальное восстание или национальным переворотом можно назвать – это фактически невооруженное восстание, когда массы людей, десятки тысяч людей выходят и делают…
С.П.: Путаный ответ на такой простой вопрос.
В.К.: Ну, это по вашему мнению.
С.П.: Значит, итак – найдутся силы, которые будут вести… те или иные силы – цветные ли, черно-белые ли или еще какие-нибудь, найдутся силы, которые поведут эту войну.
В.К.: Да, это все должно закончится, да. Или он сам себя реформирует.
С.П.: Наверное, кто-то – есть такие люди, которые сегодня задумываются об этом.
В.К.: Найти бы этих людей.
С.П.: Да.
В.К.: Вы не знаете? Ничего не скажете по этому вопросу? Я три года сидел. Может, что-нибудь вам известно, нет?
С.П.: Ну почему? Может, пока вы сидели, с кем-нибудь переписывались.
В.К.: С Ходорковским, допустим, да?
С.П.: Ну, Ходорковский – нет. А Борис Миронов?
В.К.: А он не сидел со мной – со мной сидел Ходорковский вообще-то.
С.П.: Ну, он ваш близкий друг. Я думаю, вы знакомы с его деятельностью.
В.К.: Вы говорите о Борисе Сергеевиче?
С.П.: Да-да.
В.К.: Безусловно, знакомы.
С.П.: Вы знакомы с его трудами?
В.К.: Конечно.
С.П.: Они вам нравятся?
В.К.: Безусловно.
С.П.: Вы их одобряете? Вы понимаете, куда я иду. У меня здесь есть экспертиза – вот она лежит здесь. Говорите – одобряете ли вы его труды?
В.К.: Внимание! Докладываю голосом сидя. Любимый приемчик прокуратуры и прислуживающих – не хочу вас этим словом называть… прокуратуры и холуйствующих ей – это берется труд, из него выдергиваются цитатки, показывается – смотрите, вот оно! Вот оно! Поэтому если вы говорите, одобряю ли я…
С.П.: Уважаемые радиослушатели, давайте я вас посвящу в тайну этого нашего спора…
В.К.: Давайте, а то слушатели не понимают, о чем это. Мы-то знаем, о чем говорим.
С.П.: Дело в том, что между нами – между мной и Владимиром Васильевичем – лежит бумага. Я ее распечатал заботливо из Интернета. Это экспертиза по поводу трудом господина Миронова, который является – я не побоюсь этого слова – другом и соратником Владимира Васильевича Квачкова, книги которого в большом изобилии были обнаружены на даче у Владимира Васильевича Квачкова. И вообще у нас есть все основания полагать…
В.К.: Не на даче.
С.П.: Неважно – где-то там, не выдаем. Есть экспертиза. Экспертиза ужасная, скажу вам откровенно. Экспертиза, которая отвечает утвердительно на большое количество вполне себе чудовищных вопросов. Имеются ли в тексте вот этих самых изданий, которые принадлежат Борису Миронову, и в видеозаписях и так далее высказывания, направленные на возбуждение ненависти, вражды, унижение достоинства в адрес какого-либо человека или группы лиц по признакам национальности, происхождения, отношения к религии и принадлежности к какой-либо социальной группе? Да, имеются, – отвечают эксперты. Имеются ли высказывания, содержащие призывы к осуществлению каких-либо враждебных или насильственных действий по отношению к какой-либо национальности, конфессии, расе, социальной группе или отдельных их представителей? Да, имеются, - отвечает эксперт. И так три страницы этого ужаса.
В.К.: Ну а там что еще насчет призыва… ну что ж вы, уважаемый… Ну что ж вы как прокурор! Вы почему дальше не продолжили? Там дальше есть вопрос – имеются ли призывы к уничтожению людей?
С.П.: К уничтожению – нет.
В.К.: Нету! А что ж вы, уважаемый, промолчали про это? вы мне очень напоминаете прокурора. Они так же любят делать.
С.П.: Вы знаете, благодаря вам я сделался прилежным читателем на протяжении последних нескольких часов замечательного документа под названием Всеобщая Декларация Прав Человека. Вы на нее неосторожно сослались – я ее…
В.К.: Я как раз очень хорошо на нее сослался. Уважаемые слушатели, почитайте преамбулу – там все написано.
С.П.: Так вот что мне показалось очень интересным для понимания и изучения взглядов Владимира Васильевича Квачкова, его соратников, друзей, теоретиков его учения и так далее. Во Всеобщей Декларации Прав Человека есть очень важная позиция – все люди равные перед законом и имеют право без всякого различия на равную защиту закона. Не силы, не партизанской войны, а закона. Все люди имеют право на равную защиту от какой бы то ни было дискриминации – даже евреи, Владимир Васильевич…
В.К.: И даже русские – я вам скажу больше!
С.П.: Несомненно.
В.К.: И даже русские имеют право – ужас какой-то!
С.П.: От какой бы то ни было дискриминации, нарушающей настоящую декларацию, – вот что самое важное – и от какого бы то ни было подстрекательства к такой дискриминации.
В.К.: Да.
С.П.: Итак. В том, что говорите вы – это констатирую я, абсолютно безответственно, это мое мнение и не более того, - в том, что говорит Борис Миронов – это экспертиза, которую я держу в руках, содержится таковое подстрекательство. Мне кажется, что я, люди, которые живут со мною в одном городе и в одной стране, имеют право на защиту от вас.
В.К.: От нас?
С.П.: От вас. От вас, потому что вы подстрекаете вот к этому, на что Декларация Прав Человека закрепляет мое право быть защищенным.
В.К.: Так вы-то защищены с Чубайсом, а я нет. Не защищены мои родственники.
С.П.: Какие-то люди, неизвестные нам с вами, стреляли в одного из нас…
В.К.: Они известные люди – это люди, сидящие у власти, они уничтожают по миллиону. Вы говорите об одном Чубайсе, а я говорю о миллионах людей, которые уничтожаются.
С.П.: В этой машине мог оказаться я. Кто только не мог оказаться в этой машине!
В.К.: В этом городе, в этих сотнях деревень, уничтоженных вами, находятся десятки тысяч людей. Вам дорог Чубайс, а мне дороги миллионы русских людей – татар, башкиров, якутов…
С.П.: Мне дорог всякий человек, который мог оказаться в машине, которую люди, которых вы одобряете, посчитали достойным объектом для террористического акта. Вот кто мне дорог. Я хочу задать вам другой вопрос. Люди, которые будут разрабатывать партизанские операции, вам неизвестны. А люди, которые будут решать, кто враг, а кто не враг, в кого можно стрелять, потому что он враг, злодей, оккупант и все остальное, а кто не злодей и не оккупант – такие люди вам известны? Кто это, кто будет решать? Может быть, вы? Не берете ли вы на себя это право? Не оставляете ли вы это право за Борисом Мироновым? Почему вы считаете, что именно вам дана возможность определить того пассажира в той машине, которую можно подорвать в рамках этой партизанской войны, которую вы так ждете и которая вам так нравится?
В.К.: Начнем с того, что ни мне, ни Борису Сергеевичу Миронову не принадлежит право решать сейчас. Право идти, вставить на борьбу или не вставать – люди решали в 1612-м году вместе с Мининым и Пожарским, люди вставали на борьбу во времена оккупации французами…
С.П.: Если вам не принадлежит это право, зачем же вы написали…
В.К.: Поэтому право вставить на защиту веры и отечества принадлежит каждому человеку – каждый человек принимает сам решение, вставать ему или не вставать. И когда ему вставать.
С.П.: Зачем же вы написали – «замысел партизанской операции по ликвидации Чубайса не может рассматриваться как преступный»? вы это написали. Вы решили это. Вы определили в Чубайсе того человека… Вы – потому что вы написали этот текст или, во всяком случае, он от вашего имени – не так ли?
В.К.: Это мой текст.
С.П.: «Замысел партизанской операции по ликвидации Чубайса не может рассматриваться как преступный»!
В.К.: Не может.
С.П.: То есть вы решили это уже. А замысел партизанской операции по ликвидации меня может рассматриваться как преступный?
В.К.: А вы здесь причем? Вы что, Чубайс, что ли?
С.П.: А, то есть вы решили, что нет. Замысел партизанской операции по ликвидации звукорежиссера Марины Лиляковой, которая вон там сидит, может рассматриваться как преступный?
В.К.: Не нагоняйте ужастиков. Ни вы не являетесь Чубайсом, ни эта женщина.
С.П.: Вы ее жизнью уже распорядились? Она может жить или вам в нее можно стрелять?
В.К.: Вы говорите какие-то чудовищные вещи. Какое отношение…
С.П.: С Чубайсом у вас все ясно…
В.К.: А что, эта женщина – Чубайс? Ваша фамилия Чубайс, уважаемая? Нет?
С.П.: А вы реагируете только на фамилию? На буквосочетание?
В.К.: Нет.
С.П.: Хорошо. А если вам попадется другой человек с фамилией Чубайс? Вот у меня Интернет – я сейчас залезу и найду еще людей по фамилии Чубайс. В них во всех можно стрелять?
В.К.: Нет. Вы лукавите. Дело не в этом. Чубайс – это одиозная, совершенно знаковая фигура, и в слове Чубайс для миллионов людей…
С.П.: Марина, извини, пожалуйста, я просто посмотрел в твою сторону.
В.К.: Меня тоже извините. Для миллионов людей в России Чубайс – одиозная фигура, за которой стоит то, что произошло с нашей страной за последние 15 лет. И поэтому не нужно сравнивать Чубайса с мирным человеком, сидящим за пультом здесь, или даже с вами, уважаемый.
С.П.: Вы это уже решили? Вы разделили своих соотечественников на Чубайсов, Лиляковых и Пархоменко. И для каждого из них…
В.К.: Кто это сказал?
С.П.: Вы! Вы только что сообщили мне, что с Чубайсом так, а со мной по-другому.
В.К.: Конечно.
С.П.: Почему? Почему вы решили это? кто вам дал это право?
В.К.: Потому что это моя страна.
С.П.: А давайте спросим это у наших слушателей.
В.К.: Давайте.
С.П.: 363 36 59 – это телефон прямого эфира, с помощью которого вы можете связаться с нами и ответить на вопрос – доверяете ли вы Владимиру Васильевичу Квачкову решить, можно ли в вас стрелять?
В.К.: Вопрос некорректный.
С.П.: В кого можно стрелять, а в кого нельзя, кто враг, не враг. Кто может являться объектом партизанской войны, кто будет самим партизаном.
В.К.: Не я это решаю – это решает каждый человек сам.
С.П.: 363 36 59 – прошу вас. Да, я слушаю.
СЛУШАТЕЛЬ: Товарищ полковник…
В.К.: Да.
С.П.: Простите, представьтесь, как вас зовут и откуда вы, для начала.
СЛУШАТЕЛЬ: Владимир Валентинович из города Кинешма, рядовой. Я восхищаюсь вами, товарищ полковник.
В.К.: Спасибо, ребята.
С.П.: Таким образом, вы, рядовой из города Кинешма, доверяете Владимиру Васильевичу Квачкову решить, можно ли в вас стрелять.
В.К.: Спасибо, Кинешма – прекрасный город. Я там тоже бывал.
С.П.: Пойдем дальше. 363 36 59 - это телефон прямого эфира, с помощью которого вы можете оказаться участником нашей передачи. Это проще простого. Вот так, например. Да, я слушаю вас.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, добрый вечер.
С.П.: Сорвалась линия. Извините, пожалуйста, вам придется позвонить еще раз. Попробуем другую линию. Алло.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло. Здравствуйте. Город Москва, Алла Алексеевна. Пожалуйста, я очень вас прошу не перебивать уважаемого полковника Квачкова. Вы его пригласили, и мы очень вас просим, чтобы вы с уважением относились…
В.К.: Спасибо.
С.П.: Я задаю ему вопросы…
СЛУШАТЕЛЬ: Нет, когда он отвечает, вы не даете ему сказать.
С.П.: Я не могу относиться с уважением к человеку, который делит людей на тех, кто может жить, и тех, кто жить не может…
В.К.: Я прошу прощения. Вот так же шел суд. Вот так же не давали говорить в течение трех лет. Вообще они боятся давать нам говорить.
С.П.: Тем не менее – вы говорили достаточно на суде. Вы говорили пять часов. Не правда ли?
В.К.: А сидел три года – за три года я говорил пять часов. А обо мне говорили три года.
С.П.: Для суда это немало - пятичасовая речь, которую вы имели возможность сказать в суде.
В.К.: Вот для преступного, коррупционного суда это в самом деле немало.
С.П.: 363 36 59. У нас есть еще 7 минут на разговоры с нашими слушателями. 363 36 59 - это телефон прямого эфира «Эха Москвы». Да, я слушаю вас. Алло.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я поддерживаю Квачкова, и таких, как Чубайс, и их прихвостней необходимо казнить.
В.К.: Спасибо.
С.П.: Ну вот смотрите, как интересно – как мы собрали на этот разговор всю эту компанию.
В.К.: Вы русскую нацию называете «всей этой компанией»? почему вы относитесь так к моему народу, уважаемый? Это мой народ. Это мой русский народ!
С.П.: Не надо делить народ на ваш и мой – у нас с вами народ один и тот же.
В.К.: Нет! я думаю, что у нас с вами разные народы.
С.П.: Поясните, пожалуйста, словами, что вы имеете в виду.
В.К.: Потому что я думаю, что вы относитесь к одному народу, я отношусь к другому.
С.П.: Я – гражданин Российской Федерации.
В.К.: Мы говорим о народах, а не о гражданстве. Вы что, путаете понятия народ и гражданство?
С.П.: Я - гражданин Российской Федерации.
В.К.: Вот поэтому 26-я статья Конституции отменила нам, русским, национальности в угоду гражданства вот этого народца, который сейчас находится у власти.
С.П.: Чего вы трусите? Ну скажите словами!
В.К.: А я словами и говорю.
С.П.: Скажите словами, в чем заключаются ваши претензии ко мне? Скажите!
В.К.: Вы другой народ.
С.П.: Скажите.
В.К.: Вы захватили власть государства в русском государстве, вы захватили финансы, экономику. Вы уничтожили…
С.П.: Вы давно слышали трусящего полковника? Вот он сидит и трусит. Прямо передо мной. И боится сказать. Вот у него на языке крутится, а он боится сказать, потому что ему нельзя… сядьте, пожалуйста.
В.К.: А скажите, что у вас крутится на языке
С.П.: Здесь есть некоторое количество…
В.К.: А что у вас на языке крутится?
С.П.: …представителей свиты господина Квачкова. Сядьте, пожалуйста, вы не участвуете в программе. Скажите, пожалуйста, в чем заключаются ваши претензии ко мне с точки зрения буквы «р», которую я произношу так, как вам не нравится, или еще какой-нибудь точки зрения? Скажите это. Не бойтесь. Ничего страшного.
В.К.: А я и не боюсь.
С.П.: Ну, будет еще один суд – ничего страшного. Вас оправдают присяжные.
В.К.: Я и не боюсь. Я говорю еще раз…
С.П.: Остановимся на этом. Антисемиты отличаются одной важной вещью – так же, как и куклуксклановцы. Куклуксклановцы всегда рассказывают про то, что у них есть черная домработница, с которой они в отличных отношениях…
В.К.: Вот сейчас начинается очередная грязь. Меня назвали антисемитом. Я им не являюсь.
С.П.: Антисемиты любят поговорить о малом народце. Нормально, ничего страшного.
В.К.: Я не являюсь антисемитом.
С.П.: 363 36 59.
В.К.: Ну ладно.
С.П.: Это телефон прямого эфира «Эха Москвы».
В.К.: Я не люблю еврейскую мафию, а не евреев.
С.П.: Мы сняли острый приступ у Владимира…
В.К.: Острый приступ был у вас, а не у меня.
С.П.: Мы дали ему как-то пожевать то, что он так и не смог произнести.
В.К.: Ну что ж вы так ведете себя?
С.П.: Ничего, Владимир Васильевич у нас пришел в себя, успокоился. Он не хочет обратить внимание на мое еврейское происхождение…
В.К.: Да ну что вы…
С.П.: …которое его так возмутило…
В.К.: Я не являюсь антисемитом. Я являюсь противником еврейской мафии, находящейся у власти в стране. А евреи – это другой совершенно вопрос.
С.П.: Понятно. Видите, мне удалось осуществить эту несложную психотерапию…
В.К.: Ну что вы ведете себя так…
С.П.: И дать Владимиру Васильевичу Квачкову…
В.К.: Может, вы нуждаетесь в психотерапии, а?
С.П.: …покрутить на языке это слово, которое он так и не произнес.
В.К.: А что ж вы его не произнесли?
С.П.: Почему? Я произнес – есть расшифровка, мы с вами ее увидим сегодня же вечером на «Эхе Москвы». 363 36 59 – у нас есть еще три минуты. Мы потеряли некоторое время на психотерапию, ну ничего – это полезно для продолжения разговора.
В.К.: Вам нужна психотерапия. Вам нужна уже социальная терапия, а не психо. Вы переходите на оскорбления.
С.П.: 363 36 59 - это телефон прямого эфира «Эха Москвы». Мы приглашаем в студию следующего радиослушателя. Алло.
В.К.: А потом спрашивают, почему бьют по морде. Ну что с ними делать?
СЛУШАТЕЛЬ: Владимир из Москвы. Вы знаете, я недолюбливаю Чубайса, но мне просто омерзителен Квачков – это самозванец! Он говорит, что надо самосуд устроить – как большевики в свое время.
С.П.: Пожалуйста, успокойтесь. У нас здесь кричит только Владимир Васильевич. Кричать мы с вами не будем.
В.К.: Я к большевизму не имею никакого отношения.
СЛУШАТЕЛЬ: Но вы похожи.
С.П.: Есть ли у вас вопрос к Владимиру Васильевичу? Только, пожалуйста, спокойнее. Кричит у нас та половина… а мы с вами совершенно спокойны.
В.К.: Ну зачем вы так…
СЛУШАТЕЛЬ: Я просто не знаю, как он оказался на свободе. Просто возмущаюсь.
В.К.: Конечно! Присяжные оправдали.
С.П.: Да, мы с вами уважаем суд присяжных и выступаем, несомненно, за его, возможно, более широкое внедрение в российское судопроизводства. Спасибо, Владимир. Перейдем к следующему звонку. 363 36 59. Обратите внимание, что я стараюсь удерживать наших слушателей в рамках приличий.
В.К.: А я как стараюсь…
С.П.: Ну, пока это не очень заметно. 363 36 59 - телефон прямого эфира «Эха Москвы». Поехали. Еще один звонок. Я слушаю вас. Алло.
СЛУШАТЕЛЬ: Меня зовут Сергей, я из Москвы. Вы знаете, я хочу сказать, что я русский, мои родители – русские, мои предки – русские. И я – гражданин России.
С.П.: Простите, пожалуйста, вы не путаете? Тут вот Владимир Васильевич меня обвинил в том, что я путаю народ и гражданство. Вам почему важно, что вы гражданин России?
СЛУШАТЕЛЬ: Нет, вы знаете, я просто хочу сказать, что я из другого народа – не из того, из которого Владимир Васильевич. Я, честно говоря, не верил, что он виновен в том, в чем его обвиняют. И я считаю, что суд разобрался правильно. Но с его идеологией я не согласен никоим образом. И считаю это преступной идеологией. Когда кто-то считает себя вправе определять, кто должен жить, а кто нет.
С.П.: Спасибо вам большое. Спасибо. Должен признаться, что именно к этому выводу я и вел эту передачу. Я считаю идеологию, которая заключается в том, что некто берет на себя право определять, кто должен жить, а кто нет, в кого можно стрелять, а в кого нет, на кого покушение является преступлением, а на кого оно является актом партизанской войны, эти люди совершают страшное дело перед нами всеми. Это люди, которые угрожают каждому из нас.
В.К.: И защищают каждого.
С.П.: Это люди, которые одержимы идеей защиты видимой одной им угрозы. Они угрожают каждому из нас и умаляют наше с вами право на жизнь. Спасибо, это была программа «Суть событий». Меня зовут Сергей Пархоменко. Всего хорошего.
Источник: http://echo.msk.ru/programs/sut/518925-echo/