Ночь Бури

Горгона смотрела вниз со скалы. Собиралась буря и на море скоро поднимется шторм. Горгона стояла на самой вершине скалы, и ветер порывался сбросить ее. Она печально улыбнулась; даже ветер ненавидит ее. Горгону звали Медузой, из-за ее необычных волос. Змеи заменяли ей волосы. Чуть толще волоса эти змеи были ужасны. Сейчас под яростью шторма они прижались к голове и тихо шипели, но Медуза помнила, как они поднимались против воли хозяйки и точным плевком посылали яд во все живое. Внезапно чуткие уши Горгоны уловили едва слышный цокот. Она поборола желание взглянуть и, прикрыв глаза, пошарила сзади рукой. Ее пальцы нащупали мягкую шерсть. Холодный нос уткнулся ей в ладонь. Горгона горько улыбнулась и с тихой печалью произнесла:

- Ты пришел попрощаться, Главк?

Тихое поскуливание было ей ответом. Медуза никогда не видела морды своего мохнатого друга. Если бы их взгляды встретились, даже на миг, то волк мгновенно окаменел бы. Горгоне иногда казалось, что она слепа, хотя и видит все краски мира. Кроме волка ничто живое не приближалось к ней. Звери, птицы и люди боялись ее. Даже ее бессмертные сестры избегали встреч с ней. Она отличалась от всех остальных Горгон своей душой, своим взглядом. Она была одинока, так одинока, что ей иногда хотелось выть как волк. Так продолжалось очень долго, но одно событие в корне изменило ее жизнь одиночки.

Однажды она решила подняться в горы, где нет криков страха и ненависти при виде ее. В тот день крылья Медузы очень устали, а тонкая чешуйчатая кожа стала зеленоватой от холода. Когда, сложив крылья, она приземлилась на камни вершины, ее изумлению не было предела. Сквозь скальные камни пробивались юные зеленые ростки. Их листья тянулись к солнцу, и было видно, как пульсируют жилки прозрачных листьев. Везде медуза видела жизнь. Тогда, в тот день, ей показалось, что камни тоже живые. Они шепчутся и тихо-тихо поют. Именно в тот день в ее душе поселилась тихая песня. И словно в ответ на эту песню, Горгона услышала тихое поскуливание. Она увидела маленькое мохнатое тельце. Как сюда попал этот маленький волчонок? Но, так как поблизости не было его матери, Горгона поддалась искушению и взяла волчонка к себе. За те дни, что она растила щенка, ей приходилось очень туго. Щенок так и норовил заглянуть в лицо хозяйке. Медузе приходилось завязывать себе глаза и учиться ходить вслепую. В конце концов, ей понравилась роль слепой, звери и птицы стали приближаться к ней и казалось бы перестали бояться. Но однажды проснулось второе ее проклятье. Змеи на голове Медузы, словно ревнуя, начали опрыскивать ядом все, что приближалось к Горгоне на расстояние плевка, только волчонка они не трогали. Волчонок к тому времени вымахал в громадного волка, дикого и верного друга.

Свирепый порыв ветра вырвал Горгону из воспоминаний. Она почувствовала, как Главк поднял морду к свирепому небу и тоскливо завыл.
Море разбушевалось под серым, несущим безумие ветром. Брызги взлетали над скалами так высоко, что Медуза оказалась насквозь промокшей. Но ее чешуйчатая кожа ничего не чувствовала. Она закуталась в крылья, как в плащ и, широко раскрыв глаза, смотрела на гнев стихий. Главк, прижавшись к ногам хозяйки, тихо и протяжно скулил. Горгона смотрела и видела, в бушующих волнах и летящих брызгах, свое освобождение. Завтра... Завтра она спуститься в подземный мир Аида, где больше не будет ненависти и боли. Хлынул дождь. И стало казаться, что море и небо неразделимы. Что они – одно.

Медуза чувствовала каждый шаг своей гибели. Она подняла лицо к небу и закрыла глаза. Постояв так некоторое время, она внезапно расправила крылья и … запела. Песня смешалась с голосами поря и неба, а смешавшись родилась вновь, но уже в другом виде. Песня неслась дальше и дальше, сначала не слышная, а потом звучавшая все громче и громче.

Когда песня затихла, над морем поднималась заря. Море больше не бушевало, а только тихо перекатываясь шумело. На скале стояла Медуза. Ее лицо было спокойным и умиротворенным. Волк лизнул лицо хозяйке и медленно, оглядываясь, ушел. Когда солнце приблизилось к полудню, на скальные камни ступили ноги, обутые в сандалии.
Лишь через полчаса огромный волк смотрел, как со скалы спускался человек, которого хозяйка называла Персеем-освободителем. Персей придерживал под щитом сумку, низ которой намок тяжелой, темной влагой.

Каждый закат с тех пор, в этом пустынном месте, видели волка, одиноко сидящего на скале. А в ночь, когда море бушует, слышен тоскливый протяжный вой.

Лорд Джедайт