глава 12

Снова укол, волна жидкого огня прокатилась по телу с такой мощью, что Олег закричал от дикой боли. Сердце билось как бешеное, вот-вот разломит грудную клетку. Он дышал часто, взахлеб, но зрение прояснилось, звуки различал с такой ясностью, что каждый шорох бил по голове как молотом.

Повязка создавала небольшой фон, узор на платке, словно клочок тумана, висел в воздухе, но все же удалось понять, что он в темном помещении, стены металлические, пара массивных агрегатов под толстыми кожухами, вдали дверь, похожая на шлюз в подводной лодке а перед ним стоит, расставив ноги, коренастый человек в маскировочном комбинезоне, хотя и без всяких знаков отличий.

С трудом удалось шевельнуть глазами. От простого движения глазных яблок дикая боль вспыхнула в черепе и прокатилась по всему телу. Так, он в металлическом кресле. Руки прикованы толстыми железными захватам Ноги, судя по всему, тоже. Кресло наверняка сварено специально для этих целей, для дознания. Проще говоря, для пыток. И скобы на его запястьях не простое железо, а высокопрочная сталь. Голову, сволочи, тоже за фиксировали, чтобы не мог оглянуться.

Коренастый сказал требовательно:

- Чин?.. Звание?.. Должность?..

Олег молчал, смотрел тупо. В голове туман, казалось разъедает саму ткань мозга, выжигает нервные клетки А во всем теле тупая боль, что временами без всяко предупреждения прерывается острыми уколами.

- Не говоришь? Хорошо же... Джонсон, действуй. Запахло чем-то резким, похоже на аммиак, но полумертвые чувства подсказали, что это похуже, намного хуже, В старину пытали, вырывая клещами куски тела отрубая пальцы. Это действует на пугливых, они начинают выкладывать все тайны от ужаса, а не от боли, а на самом же деле жертва быстро теряла сознание от потери крови. А саму боль переставала ощущать еще раньше, потому что с потерей крови резко снижается и чувствительность к боли... Но пришел новый век, накопился опыт. Поняли, что простым расплющиванием ногтей молотком можно добиться большего: боль невыносимая, крови почти нет, жертва сознания не теряет, вопит и с ужасом смотрит на занесенный молоток над следующим пальцем. Однако в разведках работают дипломированные специалисты по гипнозу, что научились ставить в мозгу разведчиков заборы на пути физической боли. Как всегда и везде, идет соревнование между мечом и щитом, пулей и каской, победа достается попеременно то снаряду, то броне, но сейчас Олег чувствовал, что нападение сломило защиту, разнесло ее в клочья, втоптало...

Он попытался напрячь руки, однако одурманенное сознание даже не поняло команду. Укол в вену, еще один укол...

Палач, имя которому Джонсон, с размаху ударил его по щеке:

- Не прикидывайся!

Олег попытался поймать его в фокус, но глазные яблоки двигались в разные стороны. Он чувствовал резь, жжение: слезные железы не работают.

- Молчит?

- Господин полковник, это крепкий орешек.

- Любые орешки раскалываются, понял?

- Сделаем, господин полковник.

- И поторопитесь.

- Разрешите током?

- Действуй. Все можно, мне нужен результат.

Не в силах сопротивляться, он чувствовал холодное прикосновение металла. Все тело под действием наркотика стало необычайно чувствительно, словно с него содрали кожу. Малейшее движение воздуха заставляло напрягаться все мышцы, а когда электроды приложили к телу, он хрипло закричал в ожидании боли. Он всегда боялся боли. Он избегал боли, потому и стал таким, как есть: осторожным, все предусматривающим и почти не уловимым. Но удача когда-то да кончается...

Дикий нечеловеческий удар пронзил тело, изнутри сжег мозг. Тело задергалось в конвульсиях. Он смутно чувствовал, как плавятся суставы, рвутся жилы, а всепожирающий огонь кипит в каждой клеточке. Звериный крик вырвался из горла. Он пытался запрокинуть голову, но стальные захваты крепко держали тело, не давая судороге сломать спинной хребет. Костный мозг вспыхнул, будто с размаху швырнули на горящие уголья...

Через несколько часов дикой боли ощутил сквозь грохот крови в ушах, что атмосфера в помещении изменилась. К жестокости и кровожадности добавилась струя авторитарности: появился кто-то из высших, если не самый высший. Олег пытался сосредоточить мысль, но мозг горел, корчился от боли.

Обломки сознания сталкивались, как льдины в весенний ледоход, крошились, ныряли в темную мутную воду полную мусора, щепок. Временами полностью наступал тьма, он переставал даже слышать шум крови в ушах чувствовать боль, затем снова боль, страх, отчаяние, злы и раздраженные голоса, а это означает новые удары, новую боль...

Лица двигались, расплывались, затем вычленилось одно красивое, холеное, бесстрастное, с узко посаженными глазами. Чисто выбритые щеки отливают синевой, ноздри горбатого носа хищно подрагивают, но глаза, удивительно голубые, выдают северянина. Хорошо вылепленная голова крепко сидит на плечах, мундир десантник подогнан по фигуре мастерски, да и выглядит этот неплохо, очень неплохо. Кадровый офицер, военная косточка, привык отдавать приказы, но готов ревностно выполнять и распоряжение вышестоящего, так верит в дисциплину, порядок, иерархию власти и иерархию ценностей.

Кропоткин, - всплыло наконец в затуманенном сильнейшими ядами мозгу. - Правая рука Яфета. Надежный исполнитель всех его замыслов, самое доверенное лицо. Именно ему Яфет поручает самые щекотливые операции, именно ему дал полномочия начинать осуществление проекта... какого проекта?.. ах да, Башня-2... самого грандиозного и величественного... которому еще не было аналогов... аналогов...

В сознании снова все поплыло, вместо Кропоткина возникло и держалось черное от гнева широкое лицо с изрыгающим огонь ртом. Вместо волос были черные извивающиеся змеи, а глаза источали белый огонь.

- Имя, - прорычало это существо. - Настоящее имя!.. И что было поручено. Кто поручил? Когда?

Волны яда накатывали на мозг, затапливая, пропитывая, разрушая, голос звучал как гром: страшно и обрекающе, голос бога, от которого никуда не укрыться.

Не бог, - проплыла вялая мысль. Олег попытался за нее ухватиться, зацепился, за ней возникла другая мысль, нелепая, но почему-то показалась убедительной: - Мы с богом... А вот мы с богом... надо бога поддержать...

Чернота сползла с гневного лица, языки пламени втянулись в рот. Перед ним стоял, покачиваясь на каблуках, красавец Кропоткин, генерал военно-воздушных сил России, а также мастер масонского ордена, таким его считали многие, восемнадцатая ступенька по иерархии Совета Семи, которые сами на девятнадцатой...

- Имя! - повторил Кропоткин грозно. - Ну?.. Говори!

Не узнал, - проползла другая мысль. - Я для него всего лишь инструмент в чьих-то руках. Скорее всего, считает меня инструментом в руках самого упорного противника проекта Башня-2, Олега Вещего... Хотя членам Совета предписывается держаться втайне от всех, многие таятся даже друг от друга, это приветствуется, но иногда бывают утечки... Иногда досадные, иногда нелепые, но почти всегда неприятные и часто трагические

Он попытался приподнять голову, не смог. Сильные пальцы ухватили за волосы, дернули. Олег сквозь повязку увидел ребристый потолок. В голосе Кропоткина прозвучало нетерпение:

- Может быть, снять эту тряпку?

- Процедура допроса...

- Да плевать на процедуру, - бросил Кропоткин зло. - Я не вижу его глаз, мне самому мешает!.. Я не знаю, слышит ли он вообще!

- Как скажете, господин генерал.

Грубые пальцы рванули повязку, Олег инстинктивно сощурился. Хотя из-за вспухшего от кровоподтеков лиц смотрел в узкие прорези, свет показался резким, бьющим прямо в мозг. Через мгновение светосила выровнялась, но Кропоткин, судя по его лицу, уже понял, что пленник способен реагировать на раздражители.

- Повторяю, - сказал он раздраженно. - Какое у тебя задание?.. Кому непосредственно подчиняешься?.. Какой статус в Организации?

Пальцы больно защемили волосы на затылке. Кожу натянуло, щели для глаз стали чуть шире. Кропоткин брезгливо морщился. Олег смотрел невидящими глaзaми изображение двоилось, расплывалось, на него наклады вались полосы, как в испорченном мониторе.

Молчание длилось, наконец Кропоткин сказал с ненавистью:

- Хорошо же... Хорошо... Если твоя психоблокада так непробиваема, то... может быть, поможет старое испытанное средство?

Сержант по его кивку достал из ящика плоскогубцы. По телу Олега прокатила ледяная волна, а он уже бы уверен, что его измученное тело ни на что не среагирует. Сержант захватил стальными челюстями кончик указательного пальца. Олег инстинктивно попытался хотя бы согнуть, прикованная к подлокотнику кисть не даст спрятаться, но палец оказался не способным даже шелохнуться. Холодные рифленые поверхности стиснули с одной стороны ноготь, с другой - омертвевшую подушечку.

Повернув голову к Кропоткину, сержант ждал сигнала, плоскогубцы держал обеими руками. Кропоткин ухватил Олега за волосы, вздернул голову кверху, всмотрелся в затуманенные болью глаза.

- А к этому ты тоже готов?

Олег пытался сказать ему, что он не готов, что боли не выносит, что надо договориться, но язык распух, не помещался во рту. Кропоткин, не дождавшись ответа, кивнул сержанту.

Нечеловеческая боль пронзила все тело. Хотя плоскогубцы сжали только кончик пальца, раздавливая ноготь, но раскаленные иглы воспламенили все нервы, боль прожгла до пяток, а в мозгу взорвалась атомная бомба.

- Хорошо, - сказал Кропоткин довольно. - Вижу, не равнодушен... Давай дальше.

Кончик второго пальца превратился в кровавую лепешку. Сквозь адскую боль и грохот крови в ушах Олег все же слышал легкий хруст, с которым плоскогубцы крушили фаланги пальцев.

Когда палач закончил с правой рукой, он оглянулся на Кропоткина, тот нахмурился и всматривался в лицо пленника с новым выражением на лице. Сержант взял молоток и попросту раздробил все ногти на левой, а затем присел, сопя, на корточки и деловито разбил все фаланги пальцев на обеих ногах.

Олег терял сознание, но уколы тут же возвращали его в камеру пыток. Кропоткин зловеще растягивал губы, в глазах ярость, а слова вылетали как пули:

- Я не знаю еще, что у вас там за подготовка, но я тебя сломлю, сволочь!..

Я уже сломлен - пытался прохрипеть Олег, - я уже никто, - но другая часть сознания упорно блокировала его хрипы и даже не позволяла кивнуть, когда Кропоткин спрашивал, прекратить ли, будет ли говорит.

Наконец в красном тумане прозвучал раздраженный голос:

- Мне надо отлучиться. Вызови Крюона и Меддинга. Они спецы по психотропным, пусть поработают.

- А что мне?

- Поможешь им, дубина. И поучись.

- Будет сделано!

- Я скоро вернусь, - пообещал Кропоткин.

Фигуры покачивались, расплывались, затем одна начала уменьшаться, исчезла. В шею кольнуло. Он понял, что новый наркотик ввели прямо в вену. Сердце заколотилось неистово, в груди нарастала острая боль. Он чувствовал, что сердечная мышца работает за пределами своих возможностей, вот-вот разорвется, лопнет, сгорит от перегрузки, в то время как отравленная ядами и наркотиками кровь с шумом несется по расширенным до предела кровеносным сосудам...

Он ощутил, что кровь уже начинает проступать через кожу, кровавый пот... Кто-то из палачей тоже заметил, покряхтел, но ввел ему лошадиную дозу расслабляющего. Олег решил было, что его решили поберечь, но другой палач тут же вкатил чуть ли не ведро мощнейших стимуляторов.

Видеозапись, как понял Олег, явно не ведут, иначе больше сумели бы узнать, сравнивая его мимику с ответами, правильно расшифровывая паузы и непроизвольные движения лицевых мускулов. Но здесь армейская пыточная, грубая, свирепая... но надо признать, эффективная. Ни один пленный не выдерживает такой допрос больше часа, а специально подготовленные в лучших тайных институтах агенты, как он знал, раскалываются к концу первых суток.

Когда измученные палачи оставили его, а сами сели перекурить, явился Кропоткин, оглядел критически. Красивое холеное лицо дергалось, в серых глазах кипела ярость.

- Отвязать, - велел он.

Сержанты с неохотой принялись снимать стальные скобы. Олег даже не ощутил, в самом ли деле кровь пошла в занемевшие члены. Сознание то покидало полностью, он чувствовал, как холодеет тело, а сердце перестает трепыхаться, то по уцелевшим нервам пробегал огонь, они раскалялись, как горящая проволока.

Олег остался сидеть, но сержант схватил, за волосы, выдернул из кресла и с наслаждением швырнул через всю комнату. Олег ударился о стену, в мозгу вспыхнули искры. Затем щеку обожгло холодом. Он понял, что лежит на металлическом полу.

Сверху раздался злой голос Кропоткина:

- Не издохнет! Я чувствую людей. Не издохнет, а завтра начнем сначала.

Что сначала? - пронеслось в мозгу Олега. - Ногти уже расплющены, суставы сломаны, ребра перебиты... Что еще? Нервы горят, печень отравлена, почки отбиты...

За ним пришли не на следующий день, а буквально через минуту. Хотя, возможно, прошли сутки или месяц - он в горячечном бреду не чувствовал времени. Снова били сапогами, тушили о его щеки сигареты, подключали ток. Если бы тело не зафиксировали стальными захватами, он бы сломал в судорогах позвоночник или шею. Когда его, охрипшего от крика, освободили от зажимов, он сам сполз как медуза на пол, а сверху прозвучал ненавистный голос:

- Так, уже надломили... Еще чуть, узнаем все.

- Господин Кропоткин, - прозвенел в сознании комариный писк, голос раздавался словно изнутри головы, Олег с трудом заставлял себя помнить, кто он и что с ним происходит. - Господин Кропоткин, тогда лучше продолжить?

- Нет, - раздался голос Кропоткина. - Он уже ничего не ощущает. А за пару часов чувствительность восстановится.

- Или околеет.

- Или околеет, - согласился Кропоткин. - Что ж... По крайней мере, ребята отвели душу. Но я уверен, что завтра им еще позанимаемся. Он нам ответит, кто он и что знает. И может быть, выведет на след их самого главного - таинственного Олега!

Он был, как полагал, в глубоком беспамятстве, но даже так ощутил, что по всему помещению пронесся холодный ледяной ветер, принес ледяную крошку, и та посыпала всех словно по голому телу. Если бы это происходило пару сотен лет назад, сейчас бы все крестились, бормотали на разных языках и хватались за обереги, амулеты, мощи и высушенные лягушачьи лапки. Похоже, имя этого человека чем-то могло нагнать страх. Но кто был тот человек?.. О ком это Кропоткин?

Безжалостные руки грубо тормошили, переворачивали. Ему снова закрыли глаза повязкой, грубо и безжалостно, но он даже с плотно закрытыми глазами различал их всех по запаху. Его подняли, прижали к стене, растянули руки в стороны. Он чувствовал холодное прикосновение металла к правому запястью, затем к левому. Похоже, его приковали к трубе, что спускается с потолка и уходит в пол.

Вдобавок ему приковали даже ноги. Хотя его уже искалечили, но десантники не оставляли ему ни единого шанса.

Ни малейшего.