глава 20

Если раньше, в прошлой жизни, в самые лучшие дни она чувствовала себя опустошенной, то сейчас в теле осталась гремящая радость, странная мощь. Она ощутила себя способной по крайней мере двигать усилием воли ложечку по столу, если не трясти горами.

Очень медленно подняла веки. Олег сидит на табуретке у окна, на коленях - ноутбук, широкая спина и сейчас, в минуты покоя, красиво вздута бугорками мускулов. Бронзовая кожа блестит, как политая маслом. Он наверняка хорошо смотрелся бы на боевом коне, если бы вел в сражение железные римские легионы...

Олег, не замечая, что она за ним наблюдает из-под приспущенных век, встал, потянулся. Сытые удавы мускулов красиво перекатились и застыли, затем он неслышными шагами пересек комнату и скрылся за шелковой занавеской.

Россоха сидел за столом, перед ним лежали разобранные часы, крохотные батарейки. При звуках шагов поднял голову. Лицо стало еще бледнее, темные круги под глазами пошли в три яруса.

Слабо улыбнулся:

- Не спится?.. А как же твоя Юля?

- Тоже проснулась, - ответил Олег. - Но пока прикидывается, что спит... Не мучай себя! Возьми учебник. Простейший, школьный. Спрячь свое самолюбие, ты гений в механике, но в этих часах задействован другой принцип. До него додуматься не так просто. Кстати, такой же простой, как и в механике. Если не проще! Но дикарю может показаться магией.

Россоха ответил с грустной улыбкой:

- Спасибо...

- Я не тебя имел в виду.

- Но мне это в самом деле кажется магией, - ответил Россоха печально. - Помнишь, мы понимали все на свете... только не могли понять магии. Пользовались ею, но понять не могли. А потом ты выяснил насчет магического ливня... Помнишь, как ты кнутом и пряником сколачивал первый Совет Семи Тайных?.. Уже нет никого из той семерки, кроме нас двоих... Да и то я вскоре вышел из Совета, только в этом столетии ты снова меня нашел и запряг... В последнее время странная мысль приходит в голову: а не почудилось ли? А было ли все то, что... было? Слишком уж невероятен сейчас мир, но люди именно его считают нормальным, естественным, единственно правильным! А мы... бывшие маги, а сейчас просто мудрецы, с их точки зрения, выглядели бы совсем чудовищами. Ты как-то можешь объяснить наше существование... с их точки зрения?

- Почему нет? Можно объяснить загрязнением окружающей среды. Сейчас все им объясняют. Или взять по Дарвину: природа всегда выпускала как великое разнообразие людей... по цвету кожи, росту, форме носа или глаз, так и с различными уродствами и генетическими нарушениями. Примерно на каждые десять тысяч человек рождается один горбун, на миллион - двухголовый, на десять миллионов - сиамские близнецы, а на сто миллионов - генетический урод, у которого старение и смерть запорчены где-то на уровне ДНК или аминокислот. Многие не узнают о своих возможностях: мрут от болезней, аварий или гибнут в войнах, но те, кто прожил лет до семидесяти и сохранился как тридцатилетний, от хвастовства перед соседями переходят к смутному беспокойству, наконец начинают менять место жительства, скрывают возраст... Так делают все, и потому большую часть таких людей мы не выявили. Правда, многие рано или поздно как-то засвечиваются...

- И что с ними? - спросил хозяин невесело. - Как поступаете теперь? Находите и убиваете?

Олег даже отшатнулся:

- Россоха, что-то ты говоришь не то. С какой стати убивать?

- Чтоб не разболтали тайну.

- Эх, Россоха... зря ты отошел от активной работы.

После паузы Россоха попросил:

- Расскажи о себе. Ведь сколько мы знакомы, ты никогда о себе не рассказывал.

- Да ничего интересного, - ответил Олег. Глаза его были закрыты, лицо расслабилось, а губы двигались медленно, почти засыпая. - Родился, как принято писать в автобиографиях, в простой рабочей семье. Тогда рабочим классом были охотники. С тех пор живу, учусь, стараюсь быть полезным миру, в котором возник. Конечно, перепробовал много разных... гм... профессий.

Россоха спросил:

- Но ты... как-то объясняешь себе то, что живешь... дольше других? Считать себя уродом - противно.

- Я рационален, - признался Олег. - По мне, так только так и правильно. Получи все бессмертие во времена скифов - сейчас бы по степям носились на неподкованных конях лихие всадники, приносили бы тысячи людей в жертву своему Черному Мечу! А если бы обрели во времена римлян - был бы мир просвещенного рабства, гладиаторских боев. Нет, для прогресса надо, чтобы люди умирали, унося с собой и старые взгляды. А новое поколение может что-то придумать лучше. Но в то же время нужны какие-то ниточки, связывающие с далеким прошлым! Ведь так поколения перекрывают одно другое на один-два корпуса: человек успевает вырастить сына, иногда успевает дать наставления внуку, совсем редко - правнуку, но никто не напомнит, что тысячу лет назад было нечто, что пригодилось бы как раз сейчас... Да, нас не может быть много, иначе мы будем чересчур влиять на жизнь, затормаживать развитие, но мы нужны роду человеческому.

Россоха прошептал:

- Ты всегда говоришь о нем как о едином организме!

- Я его так и воспринимаю. Я не знаю, кто я: кровяной шарик или лейкоцит в теле человечества, но знаю, что организм растет, обновляется, ежесекундно умирают тысячи клеток, взамен костный мозг или селезенка рождают новых... Я думаю, и бессмертных тоже. Или очень долго живущих. Ведь мы хоть и живем долго, но погибаем тоже. Автокатастрофа, падение лайнера, крушение в метро, пьяный лихач врезается в толпу пешеходов... Один мой знакомый, чтобы всего этого избегнуть, поселился в горах. Я говорил ему: что за жизнь среди заснеженных вершин? Не послушал... Через неделю он мне понадобился, но я обнаружил только замерзший труп. Нет, погиб не от холода, он мог управлять температурой... своего тела, понятно, но кто предугадает падение метеорита? В его черепе зияла дырка, куда пролез бы ботинок горнолыжника.

Россоха зябко передернул плечами:

- А в городе с балконов горшки падают реже!

- Как кирпичи с крыш, а то и просто сосульки.

Россоха снова повел плечами, чувствуя, как по коже бегут пупырышки.

- Но как?.. Почему? Людям не дано жить так долго!

- Кем не дано?.. - поинтересовался Олег. - Я думаю, человек и есть тот одичавший бог, который мог бы жить вечно. Раньше и жили долго, пока не погибали. Помню, в нашем племени невров никто не умирал от старости. Все когда-то да погибали. Природа берегла самое ценное, что могла создать... Но потом люди размножились, и природа, чтобы ускорить бег к совершенству, сократила жизнь любимому детищу... Нет, неверно. Она не сократила, ибо ее любимое детище - род людской! А род людской стал развиваться быстрее, когда отдельные люди стали умирать рано. Зато новое быстрее находило дорогу!.. Кстати, человек и сейчас живет дольше всех известных тварей земных. Род людской - это единый организм. Все человечество, что бы о нем ни говорили, едино. Наверное, все звери и птицы с рыбами и насекомыми - что-то вроде мышц и мяса, сама планета... и остальные планеты, звезды - скелет этого организма...

Россоха сказал шепотом, боясь, что голос дрогнет, и Олегу станет видно, насколько ему страшно:

- В моем теле кровь меняется за неделю, плоть за пару месяцев. Даже кости целиком меняются за два-три года. Но я все тот же, верно?

- Верно, - согласился Олег.

- Но есть и нервные клетки, - продолжил Россоха. - Те самые, с которыми человек рождается. И которые остаются до его смертного часа. Мы они и есть, да? Хотя и нервные клетки мрут в конце концов. Как ты... к этому?

- Ужас смерти? - перепросил Олег. - Стараюсь о ней не думать.

- Разве такой ужас тебе знаком?

- Ну... мне страшно подумать об озоновой дыре, что может погубить человечество... С ужасом представляю движение огромных ледников, человечество может погибнуть целиком. Да и воздушная оболочка земного шара истончается с каждой минутой. Очень скоро, через каких-нибудь десять-двадцать тысяч лет человек начнет задыхаться... Еще мне страшно представить угасающее багровое солнце над опустевшей землей, холодной и безжизненной...

Он зябко передернул плечами. Россохе показалось, что всегда непоколебимый и ровный Олег-богоборец, как его называли в старину, побледнел.

- И ваши националисты и ненационалисты...

Ему показалось, что в зеленых глазах мелькнул огонек благодарности.

- Россоха, говорю же тебе, ты зря надолго выходил из Совета Тайных и вообще ушел от активной работы... Сидишь тут, всякие мысли в голову лезут. А так за делом было бы не до самокопания. Понятно же, что мы, долгоживущие, больше, чем кто-либо, заинтересованы, чтобы человечество жило и процветало. У простого человека жизнь коротка: ему хватит и запасов нефти, и на исследования космоса наплевать - даже на Марсе побывать не успеет, а вот нам в лом через какие-нибудь сто лет бродить по выжженной пустыне среди миллиардов вымирающих людей! Потому именно мы стараемся что-то делать.

Россоха проговорил жалко:

- Да знаю, знаю... Но иногда среди бела дня как будто морозом осыплет! Как, думаю, они обходятся в этом мире без рабов, жертвоприношений, хлеба и зрелищ?.. Долго ли это продлится? Не вернется ли снова на круги своя?

Олег помолчал, прошелся по комнате. Россоха неотрывно смотрел, как он подошел к окну, распахнул створки. Заговорил, не поворачиваясь к Россохе:

- Ты загнул... И рабы на месте, только по-иному называются, и шаманы по-прежнему в силе, разве что вместо людей жгут в своих капищах ладан, а уж хлеб и зрелища так и вовсе раздают, куда ни глянь!.. Мы знали, что земля плоская, а накрывает ее твердый хрустальный купол. Верно? Так и было. Потом начали считать, что земля круглая и стоит в центре мира, а вокруг ползают звезды, солнце и планеты. Хотя для большинства людей Земля и доныне плоская и стоит в центре мира, а Солнце встает с востока и заходит на западе... Мир таков, каким воспринимаем. А каким воспринимаем, таков он и есть. Человек и есть бог, только сам этого не знает, всего боится и все ищет если не бога, то хотя бы надсмотрщика... Ты уверен, что мир на самом деле таков, каким считаем сейчас?

Он не видел глаз Россохи, но чувствовал ответ. Конечно, мир не останется таким: машины станут еще крупнее, их станет больше, компьютеры станут мощнее, телефоны появятся в наручных часах... К сожалению, всего лишь экстраполяция. Как с механическими часами, которые Россоха может понять в любом виде, но для электрических требуется некий скачок в понимании...

- Да нет, - ответил Россоха неохотно, даже голову втянул в плечи. - Боюсь, что на это вот время скоро станут смотреть как на средневековье.

- Если не на пещерное, - отозвался Олег без всякой жалости. - Тут уже бабушек считают едва ли не ископаемыми. Только потому, что не знали телевизоров и холодильников. Не говорю уже о компах или видеомагах! Этих людей назовут дикими... даже вот те назовут.

Он кивнул на экран телевизора. Звук был отключен, но было видно, как переходят дорогу малыши из детского сада. Они держались друг за друга, шли торжественно и важно.

Россоха сказал дрогнувшим голосом:

- Но все-таки... Ты там держишься уверенно! Ты живешь в их огромных городах, пользуешься банковскими счетами, управляешь самолетами, снимаешь по Интернету деньги, перебрасываешь на другие счета... Тебе не странно в таком мире?

Снова Олег не повернулся, только слегка сдвинул глыбами плеч. Волна мускулов прокатилась по широкой спине, выпячивая каждую жилку, пока не затихла на уровне узкого пояса.

- Странно? - прозвучал его равнодушный голос. - А чем эти люди отличаются от тех же древлян? Те в лесу родились, пням молились, верили, что рождаются под знаками их лягушек, рыб, головастиков, и потому их судьба предопределена. Дикие люди, верно? А когда я вижу по телевидению, как ведущая на полном серьезе спрашивает государственного деятеля, под каким знаком тот родился, а идиот так же серьезно рассказывает, что он Свинья или Козел... я вижу, что он, в самом деле, и свинья, и козел. А прогнозы астрологов в газетах, журналах? По телевидению. Да это еще нелепее, чем верить деревенскому волхву. Тот хотя бы исходит из местных реалий, а нынешний дурак считает себя то Обезьяной, то Козерогом, хотя в его местностях таких зверей отродясь не было...

Он замолчал на полуслове. В соседней комнате скрипнула половица. В дверном проходе показалась стройная фигура молодой девушки, на голове тюрбан из влажного полотенца, длинный цветной халат до пят, растоптанные шлепанцы на тонких изящных ступнях.

Россоха улыбнулся:

- Вот и твоя певчая птичка проснулась. Такая женщина сама по себе может сделать этот мир уютным.

- Почему не для тебя?

Россоха провел дряблой ладонью по седым, уже редеющим волосам:

- Я такой женщины еще не встретил.

Юлия улыбнулась Россохе, неслышно подошла к Олегу сзади, тихо поцеловала в затылок:

- Заткнись, мой замечательный зануда... Я слышала только твой голос! Ты уже замучил нашего замечательного хозяина.

Кровоподтеки сошли за ночь, а остатки желтизны она умело укрыла косметикой. Сейчас она выглядела снова свежей, полной сил, а глаза смотрели с вызовом.

Россоха вытащил из ящика и бросил на стол небольшой бумажный пакет.

- Паспорта, - сказал он буднично, - кредитные карты, водительские права, право на огнестрельное оружие... Но самого оружия нет, пусть эти бумаги будут смотреться как выпендреж новых русских.

Юлия с волнением раскрыла свой новый паспорт. С цветной фотографии на нее высокомерно смотрела жгучая брюнетка азиатского типа. Глаза раскосые, узкопленочные, нос картошкой, скулы широкие, зубы чересчур крупные...

- Да вы что? - вырвалось у нее. - Да эта... эта образина... я разве на нее похожа?

Россоха сказал с мягким упреком:

- А вы, оказывается, расистка?

Она от возмущения задохнулась, а Олег бросил нетерпеливо:

- Ты лучше затверди свое имя и фамилию. Остальное тебя не касается.

- Меня не касается собственная внешность?

Россоха мягко взял ее за плечо, усадил в кресло. Когда через полчаса она встала, даже не через полчаса, прошло едва ли минут двадцать, из зеркала на нее смотрела женщина, изображенная на фото. Бесцветным клеем Россоха подтянул уголки глаз, что-то сделал с веками, в нос запихнул пластмассовую распорку, из-за чего изменился не только нос, но и голос, нарастил скулы, да так искусно, что она сама практически не отличала искусственное от естественного, а когда он проделал нечто скверное с ее прекрасными зубами, у нее вырвалось:

- Так и останется?

- Только на время перелета, - успокоил Олег.

- Господи... Мне кажется, это мои собственные зубы! Я что, жевала табак?

- Или бетель, - ответил Россоха.

Голос его был будничным. Она не рискнула спрашивать такого благородного человека, что за пошлость он имел в виду.